Царь с царицею простился,

В путь-дорогу снарядился,

И царица у окна

Села ждать его одна.

Ждет-пождет с утра до ночи,

Смотрит в поле, инда очи

Разболелись глядючи

С белой зори до ночи;

Не видать милого друга!

Только видит: вьется вьюга,

Снег валится на поля,

Вся белешенька земля.

Девять месяцев проходит,

С поля глаз она не сводит.

Вот в сочельник в самый, в ночь

Бог дает царице дочь.

Рано утром гость желанный,

День и ночь так долго жданный,

Издалеча наконец

Воротился царь-отец.

На него она взглянула,

Тяжелешенько вздохнула,

Восхищенья не снесла,

И к обедне умерла.



Долго царь был неутешен,

Но как быть? и он был грешен;

Год прошел как сон пустой,

Царь женился на другой.

Правду молвить, молодица

Уж и впрямь была царица:

Высока, стройна, бела,

И умом и всем взяла;

Но зато горда, ломлива,

Своенравна и ревнива.

Ей в приданое дано

Было зеркальце одно;

Свойство зеркальце имело:

Говорить оно умело.

С ним одним она была

Добродушна, весела,

С ним приветливо шутила

И красуясь говорила:

"Свет мой, зеркальце! скажи,

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?"

И ей зеркальце в ответ:

"Ты, конечно, спору нет;

Ты, царица, всех милее,

Всех румяней и белее".

И царица хохотать,

И плечами пожимать,

И подмигивать глазами,

И прищелкивать перстами,

И вертеться подбочась,

Гордо в зеркальце глядясь.



Но царевна молодая,

Тихомолком расцветая,

Между тем росла, росла,

Поднялась - и расцвела,

Белолица, черноброва,

Нраву кроткого такого.

И жених сыскался ей,

Королевич Елисей.

Сват приехал, царь дал слово,

А приданое готово:

Семь торговых городов,

Да сто сорок теремов.



На девичник собираясь,

Вот царица наряжаясь

Перед зеркальцем своим,

Перемолвилася с ним:

"Я ль, скажи мне, всех милее,

Всех румяней и белее?"

Что же зеркальце в ответ?

"Ты прекрасна, спору нет;

Но царевна всех милее,

Всех румяней и белее".

Как царица отпрыгнет,

Да как ручку замахнет,

Да по зеркальцу как хлопнет,

Каблучком-то как притопнет!...

"Ax ты, мерзкое стекло!

Это врешь ты мне на зло.

Как тягаться ей со мною?

Я в ней дурь-то успокою.

Вишь какая подросла!

И не диво, что бела: -

Мать брюхатая сидела,

Да на снег лишь и глядела!

Но скажи: как можно ей

Быть во всем меня милей?

Признавайся: всех я краше.

Обойди всё царство наше,

Хоть весь мир; мне ровной нет.

Так ли?" Зеркальце в ответ:

"А царевна всё ж милее,

Всё ж румяней и белее".

Делать нечего. Она,

Черной зависти полна,

Бросив зеркальце под лавку,

Позвала к себе Чернавку,

И наказывает ей,

Сенной девушке своей,

Весть царевну в глушь лесную

И, связав ее, живую

Под сосной оставить там

На съедение волкам.



Чорт ли сладит с бабой гневной?

Спорить нечего. С царевной

Вот Чернавка в лес пошла

И в такую даль свела,

Что царевна догадалась,

И до смерти испугалась,

И взмолилась: "Жизнь моя!

В чем, скажи, виновна я?

Не губи меня, девица!

А как буду я царица,

Я пожалую тебя".

Та, в душе ее любя,

Не убила, не связала,

Отпустила и сказала:

"Не кручинься, бог с тобой."

А сама пришла домой.

"Что? - сказала ей царица, -

Где красавица-девица?"

- "Там, в лесу, стоит одна, -

Отвечает ей она. -

Крепко связаны ей локти;

Попадется зверю в когти,

Меньше будет ей терпеть,

Легче будет умереть".



И молва трезвонить стала:

Дочка царская пропала!

Тужит бедный царь по ней,

Королевич Елисей,

Помолясь усердно богу,

Отправляется в дорогу

За красавицей-душой,

За невестой молодой.



Но невеста молодая,

До зари в лесу блуждая,

Между тем всё шла да шла

И на терем набрела.

Ей на встречу пес, залая,

Прибежал и смолк, играя.

В ворота вошла она -

На подворье тишина.

Лес бежит за ней, ласкаясь,

А царевна, подбираясь,

Поднялася на крыльцо

И взялася за кольцо;

Дверь тихонько отворилась,

И царевна очутилась

В светлой горнице; кругом

Лавки, крытые ковром,

Под святыми стол дубовый,

Печь с лежанкой изразцовой.

Видит девица, что тут

Люди добрые живут;

Знать, не будет ей обидно! -

Никого меж тем не видно.

Дом царевна обошла,

Всё порядком убрала,

Засветила богу свечку,

Затопила жарко печку,

На полати взобралась

И тихонько улеглась.



Час обеда приближался,

Топот по двору раздался:

Входят семь богатырей,

Семь румяных усачей.

Старший молвил: "Что за диво!

Всё так чисто и красиво.

Кто-то терем прибирал,

Да хозяев поджидал.

Кто же? Выдь и покажися,

С нами честно подружися.

Коль ты старый человек,

Дядей будешь нам навек.

Коли парень ты румяный,

Братец будешь нам названый.

Коль старушка, будь нам мать,

Так и станем величать.

Коли красная девица,

Будь нам милая сестрица".



И царевна к ним сошла,

Честь хозяям отдала,

В пояс низко поклонилась;

Закрасневшись, извинилась,

Что-де в гости к ним зашла,

Хоть звана и не была.

Вмиг по речи те спознали,

Что царевну принимали;

Усадили в уголок,

Подносили пирожок;

Рюмку полну наливали,

На подносе подавали.

От зеленого вина

Отрекалася она;

Пирожок лишь разломила,

Да кусочек прикусила,

И с дороги отдыхать

Отпросилась на кровать.

Отвели они девицу

Вверх во светлую светлицу,

И оставили одну

Отходящую ко сну.



День за днем идет, мелькая,

А царевна молодая

Всё в лесу; не скучно ей

У семи богатырей.

Перед утренней зарею

Братья дружною толпою

Выезжают погулять,

Серых уток пострелять,

Руку правую потешить,

Сорочина в поле спешить,

Иль башку с широких плеч

У татарина отсечь,

Или вытравить из леса

Пятигорского черкеса.

А хозяюшкой она

В терему меж тем одна

Приберет и приготовит.

Им она не прекословит,

Не перечут ей они.

Так идут за днями дни.



Братья милую девицу

Полюбили. К ней в светлицу

Раз, лишь только рассвело,

Всех их семеро вошло.

Старший молвил ей: "Девица,

Знаешь: всем ты нам сестрица,

Всех нас семеро, тебя

Все мы любим, за себя

Взять тебя мы все бы ради,

Да нельзя, так бога ради,

Помири нас как нибудь:

Одному женою будь,

Прочим ласковой сестрою.

Что ж качаешь головою?

Аль отказываешь нам?

Аль товар не по купцам?"



"Ой вы, молодцы честные,

Братцы вы мои родные, -

Им царевна говорит: -

Коли лгу, пусть бог велит

Не сойти живой мне с места.

Как мне быть? ведь я невеста.

Для меня вы все равны,

Все удалы, все умны,

Всех я вас люблю сердечно;

Но другому я навечно

Отдана. Мне всех милей

Королевич Елисей".



Братья молча постояли,

Да в затылке почесали.

"Спрос не грех. Прости ты нас,

Старший молвил поклонясь:

Коли так, не заикнуся

Уж о том". - "Я не сержуся, -

Тихо молвила она: -

И отказ мой не вина".

Женихи ей поклонились,

Потихоньку удалились,

И согласно все опять

Стали жить да поживать.



Между тем царица злая,

Про царевну вспоминая,

Не могла простить ее,

А на зеркальце свое

Долго дулась и сердилась;

Наконец об нем хватилась

И пошла за ним, и сев

Перед ним, забыла гнев,

Красоваться снова стала

И с улыбкою сказала:

"Здравствуй, зеркальце! скажи,

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?"

И ей зеркальце в ответ:

"Ты прекрасна, спору нет;

Но живет без всякой славы,

Средь зеленыя дубравы,

У семи богатырей

Та, что всё ж тебя милей".

И царица налетела

На Чернавку: "Как ты смела

Обмануть меня? и в чем!..."

Та призналася во всем:

Так и так. Царица злая,

Ей рогаткой угрожая,

Положила иль не жить,

Иль царевну погубить.



Раз царевна молодая,

Милых братьев поджидая,

Пряла, сидя под окном.

Вдруг сердито под крыльцом

Пес залаял, и девица

Видит: нищая черница

Ходит по двору, клюкой

Отгоняя пса. "Постой,

Бабушка, постой немножко, -

Ей кричит она в окошко:

Пригрожу сама я псу

И кой-что тебе снесу".

Отвечает ей черница:

"Ох ты, дитятко девица!

Пес проклятый одолел,

Чуть до смерти не заел.

Посмотри, как он хлопочет!

Выдь ко мне". - Царевна хочет

Выдти к ней и хлеб взяла,

Но с крылечка лишь сошла,

Пес ей под ноги - и лает,

И к старухе не пускает;

Лишь пойдет старуха к ней,

Он, лесного зверя злей,

На старуху. "Что за чудо?

Видно, выспался он худо, -

Ей царевна говорит: -

На ж, лови!" - и хлеб летит.

Старушонка хлеб поймала;

"Благодарствую, - сказала, -

Бог тебя благослови;

Вот за то тебе, лови!"

И к царевне наливное,

Молодое, золотое,

Прямо яблочко летит....

Пес как прыгнет, завизжит.....

Но царевна в обе руки

Хвать - поймала. "Ради скуки

Кушай яблочко, мой свет -

Благодарствуй за обед...." -

Старушоночка сказала,

Поклонилась и пропала...

И с царевной на крыльцо

Пес бежит и ей в лицо

Жалко смотрит, грозно воет

Словно сердце песье ноет,

Словно хочет ей сказать:

Брось! - Она его ласкать,

Треплет нежною рукою;

"Что, Соколко, что с тобою?

Ляг!" - и в комнату вошла,

Дверь тихонько заперла,

Под окно за пряжу села

Ждать хозяев, а глядела

Всё на яблоко. Оно

Соку спелого полно,

Так свежо и так душисто,

Так румяно-золотисто,

Будто медом налилось!

Видны семечки на сквозь...

Подождать она хотела

До обеда; не стерпела,

В руки яблочко взяла,

К алым губкам поднесла,

Потихоньку прокусила,

И кусочек проглотила....

Вдруг она, моя душа,

Пошатнулась не дыша,

Белы руки опустила,

Плод румяный уронила,

Закатилися глаза,

И она под образа

Головой на лавку пала

И тиха, недвижна стала...



Братья в ту пору домой

Возвращалися толпой

С молодецкого разбоя,

Им на встречу, грозно воя,

Пес бежит и ко двору

Путь им кажет. "Не к добру! -

Братья молвили: - печали

Не минуем". Прискакали,

Входят - ахнули. Вбежав,

Пес на яблоко стремглав

С лаем кинулся, озлился,

Проглотил его, свалился

И издох. Напоено

Было ядом знать оно.

Перед мертвою царевной

Братья в горести душевной

Все поникли головой,

И с молитвою святой

С лавки подняли, одели,

Хоронить ее хотели

И раздумали. Она,

Как под крылышком у сна,

Так тиха, свежа лежала,

Что лишь только не дышала.

Ждали три дня, но она

Не восстала ото сна.

Сотворив обряд печальный,

Вот они во гроб хрустальный

Труп царевны молодой

Положили - и толпой

Понесли в пустую гору,

И в полуночную пору

Гроб ее к шести столбам

На цепях чугунных там

Осторожно привинтили

И решеткой оградили -

И, пред мертвою сестрой

Сотворив поклон земной,

Старший молвил: "Спи во гробе;

Вдруг погасла, жертвой злобе,

На земле твоя краса;

Дух твой примут небеса.

Нами ты была любима

И для милого хранима -

Не досталась никому,

Только гробу одному".



В тот же день царица злая,

Доброй вести ожидая,

Втайне зеркальце взяла

И вопрос свой задала:

"Я ль, скажи мне, всех

Всех румяней и белее?"

И услышала в ответ;

"Ты, царица, спору нет,

Ты на свете всех милее

Всех румяней и белее".



За невестою своей

Королевич Елисей

Между тем по свету скачет.

Нет как нет! Он горько плачет,

И кого ни спросит он,

Всем вопрос его мудрен;

Кто в глаза ему смеется,

Кто скорее отвернется;

К красну солнцу наконец

Обратился молодец.

"Свет наш солнышко! Ты ходишь

Круглый год по небу, сводишь

Зиму с теплою весной,

Всех нас видишь под собой.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видало ль где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ей". - "Свет ты мой

Красно солнце отвечало: -

Я царевны не видало.

Знать ее в живых уж нет,

Разве месяц, мой сосед,

Где-нибудь ее да встретил

Или след ее заметил".



Темной ночки Елисей

Дождался в тоске своей.

Только месяц показался,

Он за ним с мольбой погнался,

"Месяц, месяц, мой дружок,

Позолоченый рожок!

Ты встаешь во тьме глубокой,

Круглолицый, светлоокой,

И, обычай твой любя,

Звезды смотрят на тебя.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ей". - "Братец мой,

Отвечает месяц ясный: -

Не видал я девы красной.

На стороже я стою

Только в очередь мою.

Без меня царевна видно

Пробежала". - "Как обидно!" -

Королевич отвечал.

Ясный месяц продолжал:

"Погоди; об ней быть может

Ветер знает. Он поможет.

Ты к нему теперь ступай,

Не печалься же, прощай".



Елисей, не унывая,

К ветру кинулся, взывая:

"Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч,

Ты волнуешь сине море,

Всюду веешь на просторе,

Не боишься никого,

Кроме бога одного.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених ее". - "Постой, -

Отвечает ветер буйный: -

Там за речкой тихоструйной

Есть высокая гора,

В ней глубокая нора;

В той норе, во тьме печальной,

Гроб качается хрустальный

На цепях между столбов.

Не видать ничьих следов

Вкруг того пустого места;

В том гробу твоя невеста".



Ветер дале побежал.

Королевич зарыдал,

И пошел к пустому месту,

На прекрасную невесту

Посмотреть еще хоть раз.

Вот идет; и поднялась

Перед ним гора крутая;

Вкруг нее страна пустая;

Под горою темный вход.

Он туда скорей идет.

Перед ним, во мгле печальной,

Гроб качается хрустальный,

И в хрустальном гробе том

Спит царевна вечным сном.

И о гроб невесты милой

Он ударился всей силой.

Гроб разбился. Дева вдруг

Ожила. Глядит вокруг

Изумленными глазами,

И, качаясь над цепями,

Привздохнув, произнесла:

"Как же долго я спала!"

И встает она из гроба...

Ах!... и зарыдали оба.

В руки он ее берет

И на свет из тьмы несет,

И, беседуя приятно,

В путь пускаются обратно,

И трубит уже молва:

Дочка царская жива!



Дома в ту пору без дела

Злая мачеха сидела

Перед зеркальцем своим

И беседовала с ним,

Говоря: "Я ль всех милее,

Всех румяней и белее?"

И услышала в ответ:

"Ты прекрасна, слова нет,

Но царевна всё ж милее,

Всё румяней и белее".

Злая мачеха, вскочив,

Об пол зеркальце разбив,

В двери прямо побежала

И царевну повстречала.

Тут ее тоска взяла,

И царица умерла.

Лишь ее похоронили,

Свадьбу тотчас учинили,

И с невестою своей

Обвенчался Елисей;

И никто с начала мира

Не видал такого пира;

Я там был, мед, пиво пил,

Да усы лишь обмочил.